Политика насильственного выселения с Дальнего Востока, ставшего для выходцев из Кореи второй родиной и базой их национально-освободительного движения против японского империализма, была связана с продолжением великодержавной политики царизма в отношении малых народов, что было естественно в итоге перерождения Советской власти и превращения ее в тоталитарное (фактически монархическое) государство сталинской диктатуры. Наиболее типичным выразителем расистской антикорейской политики царизма был приамурский генерал-губернатор (1905-1910) П.Ф.Унтербергер взгляды, которого сводились к следующему: 1.Вернейший залог прочного упрочения за нами Приамурья- это возможно плотное заселение его русским людом, поэтому захват более или менее обширных площадей корейцами, выселение коих в будущем может встречать всевозможные препятствия, равносильно ослаблению нашей силы сопротивления натиску желтой расы. 2. Опыт показал, что корейцы, даже при условии перехода их в русское подданство и принятия в православие, не ассимилируются с русским населением оставаясь во всех отношениях чуждым нам народом; присутствие в значительном количестве у нас такого элемента, для нас всегда нежелательное, может оказаться чрезвычайно вредным в случае войны с Китаем или Японией. 3. В местах наибольшего скопления корейцев уже теперь наблюдается прискорбный факт, что способ ведения хозяйства путем отдачи земель в аренду этим инородцам развращает наше сельское население, которое отвыкает от самостоятельного крестьянского труда и предается безделью и пьянству. А в беседе с представителем МВД России ВГраве он заявил еще резче: "Не могу согласиться с мнением моих предшественников, считавших, что пустынный край нужно прежде всего заселить, хотя бы и корейцами. Я предпочитаю пустыню, но русскую, чем край возделанный, но корейский, Придет время, край заполнится русскими, запасы земли будут возделаны, но уже ими, а не корейцами. Правда, это произойдет, может быть, через сто лет, но, по крайней мере, у меня не будет на душе, что я дал расхитить русскую землю каким-то желтолицым". Как известно, корейцы Дальнего Востока восторженно встретили Октябрьскую революцию и в годы Гражданской войны (1918-1922) решительно встали на сторону Советской власти, чем немало содействовали ее победе. Однако с победой Советской власти не сбылись их надежды, особенно на получение гражданства и земли. Линия Даль бюро ЦК РКП(б) в отношений корейцев по существу продолжала линию царизма и была направлена на выселение корейцев. Преследовались даже партизаны, содействовавшие победе Советов. В начале 1923г. председатель Корбюро Восточного отдела Коминтерна с беспокойством сообщал Приморскому губкому РКП(б) о ненормальных явлениях в Приморье, когда "расселенные по уездам и лишенные документов корейские партизаны арестовываются, выдерживаются в тюрьмах и в результате высылаются в Корею, где они попадают в руки японских властей". Уже в 1922 г. был принят Даль бюро РКП план выселения корейцев из Приморья. Это встретило резкий протест Хан Менее, одного из видных корейских коммунистов, который писал тогда в Наркомнац: "..Даль бюро ЦК РКП(б) постановило выселить всех корейцев из Приморья. Это абсурд. Мотивы: распространение в крае японского влияния через корейцев, Мы знаем это хорошо и первыми подняли вопрос о борьбе с этим явлением, но для этого необходима организованная и целесообразная борьба, а не "выселение" всей массы корейцев из Приморья. Тут нужна не политика открещивания, которую давно заняло Даль бюро по отношению к нам, а совместная братская работа по разрешению нашего вопроса". Он надеялся на участие Сталина в решении проблем корейцев. корейским колхозам, устраивая поджоги и убийства, А с созданием русских колхозов власти старались передать им добротные угодья корейских колхозов. Политика выселения корейцев проводилась властями определенно в угоду русским колхозам, которым переходили их имущество и земля. Так, в условиях гонений и беспокойств корейцы встретили 1937 год, Среди причин, определивших насильственное переселение дальневосточных корейцев, присутствовал и играл большую роль внешнеполитический фактор, связанный со взаимоотношениями СССР и Японии. Со времени окончания русско-японской войны одной из главных причин, мешавших России налаживать отношения с ее победительницей -Японией, была активная антияпонская политическая и военная деятельность корейских патриотов, продолжавших борьбу за независимость своей страны и превративших пограничную территорию русского Дальнего Востока (вместе с Манчжурией) в свою ближайшую оперативную базу за рубежом. Еще до революции царские чиновники считали вредной для сближения России с Японией деятельность корейских вооруженных отрядов, снаряжаемых с русской территории. В архиве сохранилось любопытное письмо, направленное военному губернатору Приморской области пограничным комиссаром в Южно-Уссурийском крае Евгением Смирновым (6 февраля 1909г.), который характеризовал руководителей повстанческой борьбы на русской территории Петра Цоя, Николая Ли и Эм Инсеба "как разбойников". Он писал: "Местная полицейская власть, окруженная кольцом корейцев, лишена всякой возможности не только не допустить, но узнать вовремя о замышляемом предприятии, Ввиду изложенного, дабы не создавать конфликта с японским правительством и убить в корне корейские политические предприятия в наших пределах", Смирнов предлагал: 1) "выдать японским властям в городе Кенхыне корейского подданного Николая Ли как разбойника и грабителя", 2) эмигранта Ли Бомюна выслать в Хабаровск и водворить под надзор полиции, 3) русскоподданных Петра Цоя и Эм Инсеба выслать в город Благовещенск (под надзор полиции) хотя бы на год. И в заключение он писал, что "без этих действенных мер нельзя выполнить распоряжения г. Председателя Совета Министров статс-секретаря Столыпина "о принятии действительных, то есть решительных мер к недопущению антияпонского движения на нашей границе (телеграмма мне от 12 мая 1908 года за № 672.) В АВПРИ сохранилась любопытная нота японского посольства в Петрограде (на французском языке) Министерству иностранных дел России, к которой был приложен список тридцати самых известных корейских патриотов, находившихся в России (среди них Ли Донхви открывал список) и продолжающих борьбу за освобождение своей родины, Японское правительство требовало "изгнания их за пределы России или передачи японским властям таким образом, каким сочтет удобным для себя российское правительство, и если оно сочтет для себя невозможным принять указанные меры, особенно к тем, которые приняли российское подданство, то просит переправить их в глубь Сибири, передав под постоянный полицейский надзор так, чтобы лишить их возможности всякой связи со злонамеренными корейцами в Приморской области и других районах. Идею отселения мятежных корейцев подальше от границы, в глубинные районы Сибири, уже тогда подсказывала России японская дипломатия, но еще более актуальной стала эта идея для Японии после ожесточенных схваток с корейскими патриотами в годы Гражданской войны на Дальнем Востоке. После этого в 30-е годы японской дипломатии очень не нравились резкие антияпонские высказывания газеты "Сонбон", и японский генконсул во Владивостоке обращал внимание на недопустимость их, если желателен мир между Японией и Советским Союзом. Поэтому за осуществление своих пожеланий японцы готовы были заплатить дорого. А сталинская дипломатия тогда настойчиво добивалась сближения с Японией, чтобы стать ее партнером в завязавшейся борьбе за сферы влияния в Восточной Азии накануне Второй мировой войны. Для сближения же, несомненно, требовались уступки в пользу Японии. Самой крупной была продажа за бесценок (140 миллионов иен) прав на КВЖД по Токийскому соглашению от 23 марта 1935 г. Ведя интенсивные переговоры о заключении "Пакта о ненападении" между СССР и Японией, последняя, вероятно, требовала и других уступок от Москвы, которая была также готова к ним. В шифрограмме Наркоминдела полпреду в Токио К Юреневу от 17 марта 1935 г. содержалось прямое указание - в переговорах с Японией "подчеркивать нашу готовность пойти навстречу" японской стороне и ее "пожеланиям относительно сокращения войск на границе", а также "других акций, направленных на достижение долговременных договоренностей. Для японских милитаристов, поработивших Корею, не могло быть лучшего подарка, чем уничтожение в СССР испытанных в антияпонской борьбе корейских коммунистов, не оставлявших мысли для освобождения угнетенной их родины, а тем более полное изгнание корейского населения из пограничных с Японией районов (Кореи, Маньчжурии). На наш взгляд, несомненно, что между Советским Союзом и Японией существовала определенная договоренность о полном выселении корейского населения с Дальнего Востока; но остается вопрос: было ли это сформулировано в каком-нибудь письменном документе? Обращает внимание сообщение Вада Харуки, который, касаясь истории переселения, пишет: "Мы вынуждены опираться целиком на японские источники, но стопка документов, относящихся к этому событию, исчезла из архива Министерства иностранных дел Японии. Случайно ли исчезли эти документы, или это было сделано по договоренности с советской стороной, у которой также не оставлено следов сговора с японцами? Официальный протест Японии по поводу выселения корейцев (рассматриваемых в качестве их подданных), равно как и отклонение его НКИД, не говорит об истинной позиции Японии. Более того, этот дипломатический демарш Японии мог быть даже пропагандистской поддержкой позиции Сталина. Так что открытая дипломатия не исключала возможности тайного сговора и торга. Во всяком случае, итогом торга между хищниками по этому и другим вопросам (перемежавшимся и с военными стычками) было заключение советско-японского пакта о нейтралитете (1941 г.). Дьявольское иезуитство состояло в том, что, осуществляя угодное японцам переселение корейцев, творцы советской политики представляли это как меру борьбы против проникновения японского шпионажа. Среди других причин переселения корейцев в Казахстан и Среднюю Азию некоторые авторы отмечают желание советского руководства использовать их для возрождения тех районов Казахстана и Средней Азии, которые запустели в результате сталинской политики коллективизации. Но нам эта причина не кажется главной, хотя корейцы затем внесли большой вклад, например, в развитие рисоводства в Казахстане и Узбекистане. Главная состояла в осуществлении великодержавной (шовинистической) линии, как во внутренней, так и во внешней политике.<i></i>